Чугунной сковородой по голове. Почему медиа описывают насилие над женщинами в деталях и как не сойти с ума от чтения этих новостей

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ «ГЛАСНАЯ» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА «ГЛАСНАЯ». 18+

Редакторка «Гласной» рассуждает о том, как на нее и читательниц влияют истории об убийствах, пытках и изнасилованиях женщин, и спрашивает у психолога, как держать этот эмоциональный удар.

Привычка к насилию

Привет, на связи редакторка новостей и корреспондентка «Гласной».

Несколько недель назад мы написали очередную новость про женщину, которую избил, замотал скотчем, изнасиловал и чуть не лишил жизни ее партнер. В тексте фигурировала маленькая собачка, которую мужчина засунул в барабан стиральной машины, захлопнул дверцу и запустил стирку. Пострадавшая смогла выломать ее, достать собаку и эвакуироваться вместе с ней через окно.

«Слишком жестоко», — подумали мы. Но не про то, что произошло с женщиной, а про то, что случилось с собакой.

Дайте объяснить. Почти у половины нашей команды есть собаки. Со сценами жестокого обращения с животными мы в редакции «Гласной» сталкиваемся довольно редко, а вот детальные описания убийств, избиений и изнасилований женщин перечитываем почти каждый день. Насилие стало для нас рутиной.

Чтобы лишний раз не ретравматизировать пострадавших женщин, этичные медиа скрывают особо жестокие сцены под спойлером и ставят trigger warning (TW) — предупреждение о том, что контент может вызвать сильную эмоциональную реакцию. Так же обычно поступаем и мы, но не в этот раз. Потенциально травмирующий контент просто проскользнул мимо наших глаз.

Мы почему-то решили, что убрать под спойлер нужно момент с описанием насилия над животным, а не над человеком. А после публикации засомневались в своем решении. Да и в комментариях нам справедливо указали, что сцены насилия над главной героиней новости, женщиной, тоже стоило бы «заблюрить». Но почему мы этого не сделали? Потому что привыкли. Мы привыкли к насилию, мы стали его непрямыми свидетелями.

Травма — как радиация

Если втыкать иглу в подушечку пальца каждый день на протяжении долгого времени, в конце концов он утратит чувствительность. Вы все еще будете ощущать прикосновение — может быть, легкое покалывание, но не боль. Если физических страданий слишком много, тело пытается абстрагироваться от этих ощущений. Но если боль — эмоциональная?

Наверное, рано или поздно у любого социального журналиста притупляется чувствительность. Каждый день, когда сажусь за работу, я превращаюсь в человека-функцию, главная задача которого — собрать и проверить факты, изучить детали и рассказать о том, как развивались события.

Когда в истории присутствует насилие (а чаще всего оно там есть), мне нужно не ужасаться, сожалеть и проникаться сочувствием, а в подробностях описать то, как это происходило. В такие моменты я воображаю себя криминалистом, который составляет описание увечий, полученных жертвой. Задумывается ли он о страданиях, которые ей пришлось перенести перед тем, как быть убитой? Жалеет ли он ее? Возможно. Способен ли он испытывать весь спектр эмоций, который пережил бы неподготовленный человек на его месте? Вряд ли. Он слишком часто видит кровь и мучения, чтобы это его шокировало.

Я не могу представить, что чувствует судмедэксперт, когда ему приходится осматривать маленькую девочку, которую изнасиловал отчим, или тело мальчика, скончавшегося от побоев. Кажется, люди сложных профессий сознательно или неосознанно создают для себя пространства дереализации, в которых как бы наблюдают за собой со стороны и отключаются от своих эмоций, чтобы быть способными эффективно работать.

Нормально ли это — ничего не чувствовать?

Я спросила об этом у клинической психологини, психотерапевтки и специалистки по работе с травмой Александры Олейник.

«Есть такое понятие, как викарная травма, то есть травма свидетеля. Обычно с ней сталкиваются люди, которые являются непосредственными свидетелями трагических событий — например, разбирают завалы после катастроф. Но и тот, кто пишет об этом новости, тоже подвержен влиянию травмы.

Если постоянно имеешь дело с чужим горем, чувствительность притупляется. С одной стороны, это абсолютно нормальный защитный механизм: невозможно гореть в аду постоянно. С другой — даже если на сознательном уровне нет никаких эмоциональных проявлений, это не значит, что их нет на бессознательном, где-то внутри. Травма — как радиация: чем дольше вы с ней соприкасаетесь, тем сильнее отравление.
Это тяжело, поэтому людям помогающих профессий, в том числе журналистам, для профилактики выгорания нужно быть внимательными к себе, обращаться за помощью. Правда, это как сидеть на двух стульях: признаком отсутствия выгорания будет то, что вы снова начнете испытывать страдания от чтения новостей о насилии».

Чувства — под ковер

Человеческий мозг умеет адаптироваться к стрессовым условиям. Но даже крепкие «защиты» периодически дают течь. Я редко запоминаю сцены насилия из новостей, но одну помню очень ярко. В 2021 году житель Владивостока Георгий Повилайко жестоко изнасиловал и убил женщину в ее собственном гараже. За это его приговорили к 24 годам колонии, но он не отсидел там и года. В 2023-м Повилайко освободился досрочно, потому что уехал на фронт, заключив контракт с Минобороны. А в начале 2024-го, повоевав с украинцами, он уже вернулся домой во Владивосток.

Женщину, которую он убил, звали Анна Кошулько. Тело нашли рядом с ее машиной, на которой она должна была утром поехать на работу. На момент гибели ей было 37 лет, у нее было двое детей, любящий муж и хорошая работа. Эта «рядовая» по нынешним временам новость сперва не показалась мне особенной, пока я не наткнулась на рассказ ее мужа о том, как он обнаружил тело Анны.

Я не буду описывать то, что он увидел. При большом желании все это можно найти в интернете, вбив имя и фамилию преступника в поисковик. Но я отчетливо помню чувство тошноты и подавленности, которое испытала тогда.

Казалось, будто меня огрели чугунной сковородой по голове, и мне понадобилось время, чтобы вернуться в рабочий режим.

Вечером того же дня я случайно наткнулась на короткометражный мультик Kitbull. Это история о дружбе котенка и питбуля, с которым жестоко обращался его хозяин. Я включила его, посмотрела самое начало и разрыдалась. Странно жалеть нарисованную собаку и котенка, когда буквально несколько часов назад ты погружалась в историю женщины из плоти и крови, чья жизнь ужасно и несправедливо оборвалась из-за человека, которого российские власти в итоге довольно быстро помиловали.

Видимо, невозможно бесконечно заметать свои чувства под ковер в угоду эффективности. Но если слишком долго смотреть в бездну, в какой-то момент бездна начнет всматриваться в тебя.

Читайте также «Мама, я тебе веревку с мылом дам»

Травма свидетеля: как наблюдаемое в детстве насилие влияет на нашу взрослую жизнь

Сенсация или резонанс?

Насилие можно описывать по-разному. Например, недавно в Казахстане мужчина привязал арканом к лошади свою беременную жену и мать маленькой девочки. На теле женщины остались следы «волочения по твердой поверхности», было сказано в заключении судмедэкспертов. Среди заголовков в СМИ попался такой: «”Кожа содрана до мяса”: женщина погибла ужасной смертью на глазах у дочери». Стоило ли делать акцент на коже, мясе и ужасной смерти? Вряд ли. Этот кликбейт дегуманизирует погибшую, превращая ее смерть в представление.

Есть ли тогда хоть какая-то польза в том, что вы знаете, как именно была убита женщина?

Насилие, о котором так часто пишет «Гласная», растет из системного женоненавистничества, а оно касается каждой из нас.

Мне бы очень хотелось думать, что все эти ужасные преступления совершают исключительно серийные маньяки, маргиналы и психопаты, но это не так.

Мне кажется, вы должны знать, как именно миллиардер и экс-министр торговли Подмосковья Михаил Хубутия пытался убить свою экс-партнерку. Нам в «Гласной» важно написать в новости, сколько раз бывший партнер выстрелил в Теодору Марку, — чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он сделал это намеренно, несмотря на то, что она была беременна, и на то, что рядом с ней была ее маленькая дочь.

Нам бы хотелось, чтобы вы знали подробности, как экс-министр нацэкономики Казахстана Куандык Бишимбаев убивал свою жену Салтанат Нукенову, и отметили для себя тот момент, когда он еще мог остановиться и вызвать скорую, но не стал этого делать. Убийство Салтанат вызвало огромный резонанс не только в Казахстане, но и по всему миру. Женщины выходили на митинги и пикеты, в соцсетях запустили флешмоб и в конце концов добились принятия закона о борьбе с домашним насилием, названного «законом Салтанат».

Когда в 2024-м в Калькутте была жестоко изнасилована и убита Мумита Дебнат, тысячи врачей объявили забастовку.

Женщины и медработники вышли на протесты в разных индийских штатах с требованием положить конец гендерному насилию и обезопасить женщин-врачей, а в Западной Бенгалии даже утвердили смертную казнь за изнасилование. Это можно считать значимым последствием общественного резонанса.

Мнение читателей о степени вины пострадавшей меняется в зависимости от того, как именно была написана новость или статья, утверждают авторы отчета ОБСЕ. Если журналисты делают акцент на подробностях поножовщины и описывают насилие как рядовой бытовой конфликт, произошедший на почве несчастной любви, ревности и «неадекватного», компрометирующего поведения партнерки, читатели чаще склонны винить во всем женщину и не верить ее словам.

Но если медиа приводят сухие факты, перечисляют травмы и способы их нанесения, не именуя мужчину «возлюбленным», «несчастным любовником» и «разгневанным супругом», аудитория будет воспринимать такие преступления более критично. Сдержанное и безэмоциональное описание делает акцент на главном: никакие слова, поступки и мнения пострадавшей не оправдывают сломанную челюсть.

Почитайте лучше книжку

Но что происходит с теми, для кого мы пишем эти новости? Думскроллинг может спровоцировать развитие депрессии и усиление тревожности, а в некоторых случаях даже приводит к симптомам, схожим с ПТСР.

В одном недавнем международном исследовании говорится, что постоянное чтение негативных и тревожных новостей — прямой путь к мизантропии, отчаянию и экзистенциальному ужасу. В другом исследовании, проведенном американскими учеными в 2022 году, утверждается, что регулярный просмотр плохих новостей может вызвать у читателей травму свидетеля (ту самую викарную травму, о которой мы писали выше).

В 2024 году, на фоне войн и политических кризисов, ученые зафиксировали рекордный уровень избегания новостей. Среди причин отказа — чувство усталости и бессилия, а также попытка позаботиться о своем психическом здоровье.

Новости — наверное, один из самых токсичных жанров журналистики, если не самый токсичный. С новостями стоит обращаться, как с алкоголем: чем реже, тем лучше.

Начинать свой день с алкоголя — плохая идея, так же как и начинать день с чтения новостей.

Читать новости из непроверенных источников — все равно что пить паленую водку. А если захотелось выпить сразу много крепких напитков — приготовьтесь к похмелью.

Как редакторка новостей я первая скажу вам: если есть возможность — почитайте лучше книжку.

Иногда мне кажется, что в новостях вообще нет никакого смысла. Зачем писать о том, что травмирует, заставляет тревожиться и навевает печаль? Но чем чаще я пишу новости об убийствах, избиениях и изнасилованиях женщин, тем отчетливее понимаю, насколько это массовое явление, и тем сильнее мне хочется остановить это и в конце концов добиться справедливости и наказания для виновных.

Надеюсь, то же происходит и с нашей аудиторией.